Реформа, погубившая ссср. Косыгинская реформа Экономические реформы косыгина таблица

Реформа Косыгина - Либермана - «революция обывателей»

Реформаторы-разрушители в роли спасателей социализма

Каждый год 18 декабря, когда исполняется очередная годовщина со дня смерти бывшего председателя Совета Министров СССР Алексея Николаевича Косыгина, даже если дата в этом году выпадает вовсе не круглая, газеты посвящают ей статьи, в которых его неизменно называют самым умным и интеллигентным главой правительства за всю послевоенную историю Советского Союза. В 2003 году даже вышла книга Виктора Андриянова «Косыгин» в серии «ЖЗЛ». Судя по названию серии, Косыгин представлен там как один из тех, «делать жизнь с кого» рекомендуется молодёжи.

Естественно, при этом не обходится и без восхваления «косыгинской» реформы 1965 года, которая стала первой после войны попыткой всеобъемлющего перевода советской экономики на рыночные рельсы, хотя она тогда и провалилась.

Удивительное дело! Даже искренние приверженцы социализма и плановой экономики разделяют уважительное отношение к Косыгину и проведённой им экономической реформе, хотя именно она нанесла самый сильный удар по основам советского строя.

Возможно, это происходит потому, что далеко не все знают: истинным «отцом» реформы был не Косыгин, а харьковский учёный-экономист профессор Евсей Григорьевич Либерман (впоследствии, если не ошибаюсь, эмигрировавший в США). Ещё в 1962 году в «Правде» появилась его нашумевшая тогда статья «План, прибыль, премия», в которой впервые предлагалось сделать главным критерием эффективности работы предприятия прибыль и рентабельность, то есть отношение прибыли к основным и нормируемым оборотным фондам. В последующих статьях Либермана под кричащими заголовками («Откройте сейф с алмазами» и др.) эта идея получила дальнейшее развитие.

В 1962 году Хрущёв дал добро на проведение хозяйственного эксперимента в духе концепции Либермана. Для его проведения были выбраны два предприятьия швейной промышленности (фабрики «Большевичка» в Москве и «Маяк» в Горьком), Западный угольный бассейн на Украине, а также ряд транспортных предприятий.

Косыгин, будучи заместителем председателя Совета Министров СССР и председателем Госплана, долго сопротивлялся проведению реформы по Либерману. Однако после Октябрьского (1964 г.) Пленума ЦК КПСС, который снял Хрущёва со всех постов, Косыгин стал председателем Совета Министров СССР и вскоре приступил к проведению этой реформы. Чтобы понять причины такого резкого изменения позиции Косыгина, надо принять во внимание по меньшей мере три обстоятельства: его политическую биографию, сущность либермановской концепции и состояние экономики в момент, когда на него была возложена ответственность за её развитие.

От кооператора - до главы правительства

Алексей Николаевич Косыгин родился в 1906 году в питерской рабочей семье. 15 лет от роду добровольцем вступил в Красную Армию. Затем поступил учиться в кооперативный техникум. Почему в кооперативный?

Об этом Косыгин рассказывал академику Теодору Ильичу Ойзерману, воспоминания которого приведены в книге «Премьер известный и неизвестный». Ойзерман стал неофициальным научным руководителем зятя Косыгина аспиранта Джермена Гвишиани, который писал диссертацию по социологии, считавшейся в советское время буржуазной лженаукой. Косыгин сам изъявил желание познакомиться с Ойзерманом, часто с ним беседовал и постепенно приходил к выводу о необходимости перенять опыт США и готовить в СССР кадры менеджеров - специалистов по управлению производством.

Сам Косыгин объяснял выбор учебного заведения так: потому что это было время, когда лозунг Ленина «Кооперация - путь к социализму» воспринимался как откровение, указывающее путь спасения разрушенной, разорённой Гражданской войной страны. «Если бы не эти ленинские слова и не тот громадный резонанс, который они вызвали в сознании миллионов граждан, я бы никогда не пошёл в кооперативный техникум, поскольку торговля, потребительская кооперация были мне до этого совершенно не интересны».

Таким образом, - говорится далее в воспоминаниях Ойзермана, - ещё в далёкой молодости Алексей Николаевич твёрдо определился в своих социалистических (точнее, гуманистических) убеждениях. И, окончив кооперативный техникум, этот потомственный петербуржец отправляется в Новосибирск в качестве льновода. Оттуда его направляют в Восточную Сибирь (нетрудно представить себе, как далеко она была от центральной России 75 лет назад), чтобы организовывать там (в Киренске и др. поселениях) потребительские кооперативы. Косыгин успешно работал и вскоре занял видное место в руководстве сибирской кооперацией.

Дочь Косыгина Людмила Алексеевна Гвишиани-Косыгина вспоминала, что работа кооператоров в этих глухих краях была интересной, но тяжёлой и даже опасной. Приходилось ездить на телеге с лошадью по дорогам, вдоль которых бродили голодные волчьи стаи. Нередко крестьяне встречали кооператоров недружелюбно, а порой и с ненавистью. Одного из друзей её отца крестьяне отравили, когда он у них пообедал.

Вернусь к воспоминаниям Ойзермана. Самыми деятельными организаторами кооперативного движения в Сибири зачастую оказывались бывшие меньшевики и эсеры. И вовсе, конечно, не потому, что они горячо восприняли ленинский тезис о решающей роли кооперации в построении социализма. Они были завзятыми кооператорами и в 1918 - 1919 годах, когда Советы занимались ликвидацией кооперативов, которые изображались как разновидность капиталистического предпринимательства. Те же меньшевики и эсеры, вынужденные отойти от политической деятельности, отдавали всю свою нерастраченную энергию кооперативной работе, уже признанной и одобренной Лениным.

Впрочем, политически лояльная позиция бывших социал-демократов и социал-революционеров не спасла их от карающей руки. Почти все они были репрессированы в первой половине 30-х годов. Это пагубно сказалось на судьбе сибирской потребительской кооперации, которая была мощной, широко разветвлённой, достигавшей самых глухих уголков страны системой товарообмена и снабжения населения.

Алексей Николаевич с горечью говорил о том, как беспощадно, бессмысленно расправились с этими бывшими противниками большевизма, которые самоотверженно трудились в сибирской глухомани, надеясь мирной работой способствовать осуществлению своей отнюдь не буржуазных идеалов. Сибирь в те времена особенно нуждалась в работниках умственного труда, квалифицированных бухгалтерах, не говоря уж об инициативных руководителях, которых не хватает всегда. Но диктатура (которая почему-то именовалась «диктатурой пролетариата») меньше всего считалась с экономической целесообразностью, а тем более с соображениями гуманности.

Здесь становится понятным, почему в 1930 году Алексей Николаевич покинул полюбившуюся ему (как он не раз говорил) Сибирь и возвратился в Ленинград. Ведь многие из тех, с кем он работал в потребительской кооперации, были осуждены как «враги народа». Создавалось такое впечатление, что те работники кооперации, кто не были меньшевиками и эсерами, русские интеллигенты-подвижники, по меньшей мере утратили бдительность, а то и вовсе стали пособниками «врагов народа». Алексей Николаевич был членом партии, одним из руководителей сибирской потребительской кооперации. Но он не чувствовал своей вины, которую якобы обязан был сознавать. Складывалась ложная, полностью фальшивая ситуация, терпеть которую он не хотел.

И всё же главное состояло отнюдь не в этой угрозе быть объявленным пособником мнимого врага или даже претерпеть его горькую судьбу. Ведь Алексей Николаевич не только не чувствовал себя виноватым, но был также убеждён, что невиновный всегда может оправдаться. Вера в правду, которая, несмотря ни на что, побеждает кривду, не оставляла его в те времена. Главное, что его вынудило, как однажды выразился Алексей Николаевич, «покинуть ряды кооператоров», состояло в том, что коллективизация, развернувшаяся в Сибири в начале 30-х годов, означала, как это ни парадоксально на первый взгляд, дезорганизацию и в значительной мере мощной, охватывающей все уголки Сибири кооперативной сети.

Если вдуматься, в этом нет ничего парадоксального. Ведь потребкооперация покупала и продавала продукцию крестьян-единоличников. Исчезновение этой категории товаропроизводителей, появление колхозов и совхозов означало замену существовавших до этого товарно-денежных отношений обязательными государственными поставками. Это относилось не только к зерновому хозяйству и животноводству, но и к плодоовощной продукции, пчеловодству, охотничьему промыслу, рыболовству и т.д. Сфера деятельности потребкооперации предельно ограничивалась, что вполне соответствовала интересам командно-административной системы с её жёстким централизмом, нетерпимостью ко всякой, пусть и весьма относительной, самостоятельности, без которой немыслимо существование потребкооперации.

В Киренске Косыгин женился на «просто ткачихе» Клавдии Андреевне, привлекательной, умной и остроумной девушке «с высшим самообразованием», которая стала его верной подругой на всю жизнь.

Вернувшись в Ленинград, Косыгин стал студентом текстильного института. Он не имел каких-либо политических амбиций и меньше всего ожидал, что судьба вознесёт его на вершину государственной пирамиды. Он просто хотел стать инженером, как и многие тысячи людей в те годы, когда инженерная профессия считалась самой престижной. А то, что он стал выдающимся государственным деятелем, было не столько его собственным выбором, сколько следствием не зависевших от него обстоятельств. И он оказался в высшей степени достойным этой выдающейся судьбы - востребованным самой жизнью.

По окончании института Косыгин работал мастерм, начальником цеха, директором текстильной фабрики, заведующим промышленно-транспортным отделом Ленинградского обкома ВКП(б), председателем Ленгорисполкома.

В 1939 году его вызвали без объяснения причин. Лишь купив на вокзале по прибытии в столицу газету, он узнал из неё о своём назначении наркомом текстильной промышленности. А в 1940 году он стал заместителем председателя Совнаркома СССР.

В первые же дни Великой Отечественной войны был создан Совет по эвакуации промышленности во главе с больным и нерешительным Шверником, и фактически всей его работой руководили заместители председателя Косыгин и Первухин. Хотя весь их аппарат насчитывал пять человек, Совет проделал громадную работу, обеспечив эвакуацию более 1500 крупных предприятий с 10 миллионами рабочих и членов их семей. Было эвакуировано также 8,5 миллионов голов скота.

Когда правительство было эвакуировано в Куйбышев, Косыгин оставался в Москве вместе с семьёй. Его дочь-школьница жаловалась на холод в классе, но ей объясняли, что трудно всем, и она должна переносить испытания так же, как и другие.

В январе 1942 года Косыгин направлен в Ленинград в качестве уполномоченного Государственного Комитета Обороны, и он много сделал для эвакуации жителей города.

С 1943 по 1946 год Косыгин, оставаясь заместителем председателя Совнаркома СССР, возглавлял и правительство РСФСР, в 1948 году был министром финансов СССР, затем министром лёгкой промышленности СССР. Он сыграл видную роль в подготовке и проведении денежной реформы 1947 года, которая обеспечила устойчивость системы советских финансов после войны и в то же время максимально сохранила сбережения простых тружеников, имевших относительно небольшие вклады в сберкассах, зато основательно наказала спекулянтов, вынужденных бросать мешки со старыми деньгами.

Судьба Косыгина висела на волоске во время расследования «ленинградского дела», поскольку он был связан дружескими и даже родственными отношениями с опальным секретарём ЦК ВКП(б) А.Кузнецовым. Покровительствующий Косыгину Микоян отправил его на время расследования «дела» в командировку на Алтай, но, думается, карающая рука «органов» достала бы его и на краю света, если бы не заступничество Сталина, который однажды во время заседания правительства подошёл к нему и сказал: «Ничего, Косыга, ещё поработаешь».

Некоторые авторы причисляют Косыгина к «русской партии», которая якобы была озабочена угнетённым положением великороссов в сталинском СССР, и восхваляют приписываемые группе Кузнецова - Вознесенского намерения создать российскую компартию, сделать Ленинград столицей РСФСР и пр. Думается, они сами не понимают, за что возвышают участников «ленинградского дела». В действительности обвинённые по этому делу выступали, возможно, не вполне осознавая это, как сепаратисты, а этот грех Сталин считал непростительным.

Сталин ценил Косыгина, как специалиста, и Алексей Николаевич, на каком бы посту ни трудился, показывал глубокое знание дела, проявлял исключительную дотошность, добросовестность и редкостную работоспособность. В то же время Сталин не считал его крупным государственным деятелем. Как передавал мне бывший министр путей сообщения И.В.Ковалёв, одно время близкий к Сталину, вождь говорил о Косыгине: «Легковик!», имея в виду, очевидно, не только то, что тот возглавлял министерство лёгкой промышленности, но и то, что он «легковат» для серьёзной государственной работы. Тем не менее Косыгин с 1939 года был членом ЦК ВКП(б), а в 1946 стал кандидатом и в 1948 - членом Политбюро.

Однажды Сталин, отдыхая на юге, где в это время находился на отдыхе и Косыгин, пригласил его к себе вместе с семьёй. Тогда состоялся интереснейший разговор о том, что выше всего надо ценить в семейной жизни. Сталин рассказывал подробности своей жизни в туруханской ссылке, о своём побеге. Затем Сталин, несмотря на существовавший у моряков негласный запрет на нахождение женщины на корабле, пригласил Косыгина с женой на борт военного корабля. Он подробно расспрашивал моряков об условиях их службы и быта и дал Косыгину поручение улучшить снабжение флота продовольствием и обмундированием.

В то же время работа со Сталиным подчас приносила Косыгину немало огорчений. Так, после войны Вологодскую область охватил голод. Получив отчаянную просьбу руководства области о помощи, Косыгин попросил разрешения Сталина о выделении Вологде зерна из госрезерва. Сталин отказал, сочтя просьбу вологжан проявлением паники. Помощники впоследствии вспоминали, что Косыгин вернулся от Сталина в состоянии крайнего раздражения. И подобных случаев было немало. Несмотря на это, Косыгин навсегда остался сторонником Сталина и высоко ценил несокрушимую волю вождя и его заслуги перед страной.

При Хрущёве Косыгин стал заместителем председателя Совета Министров СССР и председателем Госплана СССР. Он нередко возражал Хрущёву по хозяйственным вопросам и, приводя солидные обоснования, отстаивал свою точку зрения.

Вообще Косыгин, сам «интеллигент ленинградской закалки» и повседневно общавшийся с видными представителями интеллигенции, был неким чужаком в правящей советской элите. Для Сталина Ленинград, откуда вышел Косыгин, оставался гнездом оппозиции. Косыгин отрицательно относился к борьбе с «низкопоклонством перед Западом», не верил во вредительство членов «Промпартии», считая, что это дело было создано органами госбезопасности. Жена говорила Косыгину, что круг членов Политбюро чужой для него. Хрущёв с подозрением относился к интеллигенции, для которой Косыгин был «своим». Да и сам Косыгин говорил: «эти украинцы (Брежнев и вытащенные им с Украины руководящие кадры. - М.А. ) меня сожрут».

Косыгин много читал, любил музыку и театр, посещал премьеры, музеи, выставки художников, сам неплохо разбирался в живописи. Был он и демократичен, насколько это было возможно при его высоком положении, во время пребывания в санатории обедал в общей столовой, на прогулках запросто общался с другими отдыхающими. Да и дома его любимой едой были отварная треска, овсяная каша и хлеб грубого помола. У него в доме бывали писатели и композиторы, художники и конструкторы. Семья Косыгина дружила с семьями писателя Шолохова, композитора Хачатуряна, конструктора ракет Челомея. В доме Косыгиных частыми гостями были известная метростроевка Татьяна Фёдорова, товарищи Алексея Николаевича по прежней работе в кооперативном движении в Сибири. Косыгин любил подвижный спорт - волейбол, греблю, был заядлым рыбаком.

В отличие от других руководителей государства того времени Косыгин был равнодушен к наградам и подаркам, хотя в связи с юбилеями ему дважды присваивали звание Героя Социалистического труда, не говоря уже о том, что он был удостоен множества орденов. Недолюбливая этого «интеллигента», коллеги Косыгина по Политбюро и правительству в глубине души признавали его превосходство над ними и завидовали ему.

Косыгин, признавая успехи в развитии страны, не верил сообщениям ЦСУ СССР о баснословном росте жизненного уровня советских людей. Он говорил, что его отец, квалифицированный питерский рабочий, мог содержать на свою зарплату жену-домохозяйку и троих детей, оплачивать трёхкомнатную квартиру, без излишеств, но прилично кормить и одевать-обувать семью. Для большинства советских рабочих такой уровень жизни оставался ещё недоступным. Как же можно утверждать, будто благосостояние рабочих у нас по сравнению с 1913 годом повысилось в восемь раз?

Из всех высших руководителей СССР Косыгин был наиболее склонен к идее конвергенции социализма и капитализма. Он, например, не раз пытался доказать своим коллегам по руководству страной, что акционерные общества - это одно из высших достижений человеческой цивилизации, и это делало его наиболее восприимчивым к предложениям «рыночников». И вот в то время, когда нужно было переводить экономику на рыночные принципы, Политбюро, по мнению Косыгина, занимается разной чепухой.

Любопытная деталь: многие отмечали, что Косыгин внешне всегда был строг и серьёзен, почти никогда не улыбался, хотя, говорят, на самом деле он был доброжелательным к людям, а дома вообще становился чуть ли не душой компании. Один мой знакомый так объяснил это противоречие. Косыгин в душе был убеждён в том, что советская хозяйственная система, какой она сложилась при Сталине, была монстром, не поддающимся усовершенствованию, и он, много и тщательно работая над её поддержанием в рабочем состоянии (в этом ему помогала его феноменальная способность к устному счёту, он не раз прямо во время рассмотрения крупных проектов, над которыми долго трудились большие коллективы, находил ошибки в их расчётах), ощущал бесполезность своих усилий. А при таком настрое уже не до улыбок.

Когда в 1964 году снимали Хрущёва, некоторые члены ЦК предлагали именно Косыгина избрать Первым секретарём Центрального Комитета партии. Однако это предложение не было принято, поскольку Косыгин был известен только как крупный хозяйственный руководитель, не имевший опыта собственно партийной руководящей работы. Поэтому лидером партии стал Брежнев, а Косыгин возглавил правительство СССР.

В первые годы правления Брежнева его отношения с Косыгиным оставались нормальными рабочими. Однако постепенно между двумя руководителями государства назревал конфликт. Он был порождён как нарастающими трудностями в экономике страны, пути преодоления которых виделись обоим лидерам по-разному, так и особенностями их личностей и характеров.

Обострение кризиса советской экономики

На Пленуме ЦК, на котором снимали Хрущёва с занимаемых им высших постов в партии и государстве, в речах обличителей было высказано немало критики недостатков в развитии советской экономики. Косыгин, до этого времени возглавлявший Госплан СССР, разумеется, знал, что положение в экономике не блестяще. Но и для него, возглавившего теперь правительство, многое оказалось полной неожиданностью.

Советские люди были уверены в том, что экономика страны успешно развивается, поскольку все пятилетние планы, утверждённые Верховным Советом СССР, успешно (и даже досрочно) выполнялись. Однако они не знали, что планы выполнялись лишь по «валу», но ни один из них и близко не был к выполнению в натуральном выражении.

Что же это за зверь такой - «вал», затмивший реальную картину состояния экономики?

«Вал» - это «валовая продукция» народного хозяйства, исчисляемая по так называемому «заводскому принципу». Чтобы сделать понятным различие между «валом» и подлинной картиной состояния производства, поясню его упрощённым примером.

Допустим, швейная фабрика выпускает костюмы стоимостью 100 рублей, из которых 5 рублей - это стоимость пуговиц. Пока весь костюм изготавливается на одной фабрике, он учитывается органами статистики как продукция на 100 рублей.

Если же мы разделим это производство между двумя предприятиями, из которых первое шьёт костюм-заготовку, а второе пришивает к этой заготовке пуговицы, то с точки зрения статистики картина изменится, словно по волшебству. Первое предприятие, выпустившее костюм-заготовку, создало продукции на 95 рублей. А второе, пришившее пуговицы, выпустило полноценный костюм, создало продукцию на 100 рублей. Суммарный «вал» двух предприятий составит теперь 195 рублей, тогда как в натуральном выражении их совместная продукция по-прежнему выражается в одном костюме.

Значит, органический порок исчисления продукции по «валу» заключается в повторном счёте элементов стоимости одной и той же продукции. В нашем примере стоимость костюма-заготовки была учтена дважды, а в реальной действительности бывали случаи, когда одна и та же промежуточная продукция учитывалась и три, и четыре, и пять раз. Поэтому по мере специализации производства и усложнения хозяйственных связей между предприятиями разрыв между «валом» и реальным состоянием экономики становился всё более глубоким. Предприятия, отчитывавшиеся в выполнении планов производства по «валу», находили всевозможные способы его увеличить. Например, на хороший дешёвенький детский костюмчик навешивался бархатный галстучек, вследствие чего цена увеличивалась чуть ли не вдвое. Семьям со средним достатком такие вещи становились не по карману, они оставались непроданными, и вся система вырождалась в напрасную растрату труда, денег и материальных ресурсов. «Валовая продукция» в народном хозяйстве быстро росла, а в реальности почти все товары становились дефицитом.

Единого народнохозяйственного организма в стране фактически не существовало, он был разорван на замкнутые хозяйства монополий - министерств и ведомств, каждое из которых радело исключительно о своих групповых интересах. Поэтому одно министерство везло кирпич со «своих» заводов из Керчи в Вологду, а другое - из Вологды в Керчь, что порождало встречные и излишне дальние перевозки, обостряя и без того острый дефицит транспортных мощностей.

В погоне за улучшением своих ведомственных показателей производители продукции нередко пренебрегали интересами потребителей. Вот один пример из газет того времени.

Шинный завод выпускал автомобильные покрышки стоимостью 1000 рублей каждая. Местные рационализаторы предложили вместо натурального каучука добавлять в смесь регенерат, благодаря чему себестоимость шины снизилась на 5 рублей. Поскольку выпуск покрышек исчислялся сотнями тысяч штук в год, экономия получалась немалая, и половину её можно было использовать для поощрения работников завода. Но такая «рационализированная» покрышка пробегал только 30 тысяч километров вместо прежних 40 тысяч, то есть потребитель терял на каждой шине 250 рублей. Но экономию в 5 рублей тщательно учитывали и за неё премировали, а убыток в 250 рублей никто не учитывал и никто не нёс за него ответственности.

При равнении на «вал» задача предприятия заключалась лишь в производстве продукции, а будет она куплена потребителем или нет, его мало интересовало, для этого существовала система органов снабжения и сбыта. Поэтому в стране угрожающими темпами росли запасы произведённой, но не реализованной продукции.

С точки зрения «вала» одни работы были более, а другие менее выгодными. В строительстве, например, выгодно было копать котлованы и закладывать фундаменты зданий: затраты труда здесь минимальны, а «вал» большой. А отделочные работы были крайне невыгодными: труда много, а стоимость их копеечная. Поэтому строительные организации всеми правдами и неправдами стремились получить деньги на новое строительство и неохотно занимались доведением строек до завершения. По всей стране можно было видеть вырытые котлованы и заложенные фундаменты, «незавершёнка» росла, а реальные производственные мощности и жильё прирастали медленно.

Косыгину стало ясно, что необходимо коренное совершенствование хозяйственного механизма, в первую очередь избавление от диктата «вала». Из множества предложений, нацеленных на решение этой задачи, он в конце концов выбрал концепцию Либермана.

Либеральная концепция Либермана

В уже упоминавшейся статье Либермана «План, прибыль, премия» предлагалось отказаться от показателя валовой продукции как главного критерия оценки работы предприятия и установить как важнейшие показатели прибыли и рентабельности производства, но при обязательном выполнении плановых договорных поставок в натуральном выражении, а значит, и по качеству продукции и по срокам.

Через два года появилась статья Либермана «Ещё раз о плане, прибыли, премии», в которой вносил уточнения в свою концепцию, которые должны были стимулировать увеличение объёма выпускаемой продукции. В итоге вместо «вала» рекомендовалось оценивать работу предприятия по объёму реализации продукции, что должно было обеспечить соблюдение интересов потребителя, и уже упомянутые прибыль и рентабельность.

В начале 1965 года было решено создать комиссию по подготовке проекта хозяйственной реформы, который должен был быть вынесен на рассмотрение Пленума ЦК в сентябре.

В своей книге «Экономические методы повышения эффективности общественного производства», вышедшей в Москве в 1970 году (когда реформа была уже при последнем издыхании, и можно было подводить её итоги), Либерман сам признавал: «Западные критики утверждали (чуть ли не с лёгкой руки автора этой работы), что якобы СССР принимает капиталистический мотив развития производства - прибыль». И профессор тут же открещивался от этой чести обычным для того времени способом: дескать, прибыль при социализме только по форме совпадает с тем же показателем при капитализме. Но по существу она коренным образом отличается от него, потому что в СССР принадлежит не частнику-капиталисту, а всему обществу. Цель народного хозяйства в целом при социализме - не максимальная прибыль, а всё более полное удовлетворение растущих материальных и духовных потребностей общества.

По мысли Либермана, предлагаемая им реформа была воплощением ленинского принципа материальной заинтересованности трудящихся в успехах социалистического строительства. Система хозяйствования в СССР и до реформы в целом была эффективной и обеспечивала достаточные темпы развития экономики. Однако преимущества социализма использовались при этом не в полной мере. Реформа была призвана создать целостную систему хозяйствования.

Либерман не отрицал плана производства, но предлагал отказаться от регламентации сверху методов его выполнения. Пусть предприятия сами определяют численность своих работников, среднюю зарплату, производительность труда. Сам Либерман даже полагал, что не следует планировать показатель себестоимости продукции, потому что нередко ради достижения этой цели предприятия преднамеренно шли на ухудшение качества продукции, выпускали товары, ненужные потребителю. Премии выплачивались, а продукция не реализовывалась. Выходит, мы премировали за нанесение убытка. Однако показатель себестоимости сохранили, и мы увидим в дальнейшем, какую роль сыграло его неадекватное использование в развале экономики.

Конечно, писал Либерман, предприятия обязаны выполнять планы платежей в бюджет и ассигнований из него. Но в то же время пусть они шире привлекают для развития производства собственные средства и банковские кредиты.

Один из главных моментов реформы заключался в том, что фонд материального поощрения работников должен был образовываться только за счёт прибыли. Никаких пределов поощрения не устанавливалось. Предприятиям предоставлялось право самим решать, какую часть фонда материального поощрения направлять на премии, а какую - на социально-культурное и жилищное строительство.

Все эти в принципе простые предложения Либерман облёк в сложные (лучше сказать - громоздкие) математические формулы, чем придал им вид учёности. Вообще коньком наших учёных-экономистов стали тогда экономико-математические методы и вычислительная техника. Экономисты в Госплане и на предприятиях не хотели отставать от своих более продвинутых коллег, мода на математику в экономике быстро распространялась, и многие оборотистые люди, о которых математики думали, что они экономисты, а экономисты - что они математики, сделали на этом головокружительную карьеру.

Хозяйственная реформа в действии

Косыгин понимал, что от господства «вала» в экономике нужно уходить. Ему казалось, что если вместо вала установить показатель реализации продукции, то предприятия перестанут выпускать продукцию, не пользующуюся спросом. Его обнадёживали итоги проводившегося хозяйственного эксперимента. Помнится, на всю страну тогда прогремело руководство Щёкинского химического комбината, которое уволило значительную часть работников, а сэкономленную их зарплату разделили между оставшимися (но так, что начальству досталась самая большая её часть).

Ещё более удивительный результат был получен в результате «эксперимента в Акчи» - в казахстанском совхозе, где выдающийся экономист-практик Иван Никифорович Худенко на тех же принципах добился роста производительности труда не на проценты, а в разы, причём каждый из оставшихся работников заработал столько, что мог сразу же купить себе легковой автомобиль. Мне доводилось писать об этом самородке, которого чиновники по вымышленному обвинению посадили в тюрьму, где он и умер.

На сентябрьском (1965 г.) Пленуме ЦК КПСС Косыгин выступил с докладом «Об улучшении управления промышленностью, совершенствовании планирования и усилении экономического стимулирования промышленного производства. В докладе признавалось, что использовавшийся прежде хозрасчёт в промышленности оказался во многом формальным, а потому предлагалось устранить излишнюю регламентацию хозяйственной деятельности предприятий и усилить экономическое стимулирование производства с помощью таких средств, как цена, прибыль, премия, кредит, а вместо «вала» установить показатель реализации продукции. В целом реформа, суть которой прикрывалась ссылками на труды Ленина, проводилась в духе концепции Либермана.

Скрытая сущность хозяйственной реформы Косыгина

Реформа была встречена в стране, как сейчас принято выражаться, неоднозначно. Немало хозяйственных руководителей и просто людей, быстро ориентирующихся в том, на чём в данный момент можно поживиться, сразу же нашли в ней способ улучшить жизнь коллектива предприятия и заодно приумножить собственное состояние. Ведь многое из того, что прежде приходилось делать втайне, теперь можно было совершать открыто и даже получать за это поощрение. Другие хозяйственники предрекали развал экономики, а когда по ним новшества больно ударили, по прошествии некоторого времени забили тревогу. А в экономике в целом реформа создала ситуации, которую можно было бы определить народной поговоркой «из огня, да в полымя».

Деньги, как известно, нужны всем. Предприятия, получившие значительную хозяйственную самостоятельность, изыскивали всё новые возможности увеличения прибыли и фонда материального поощрения. У руководства Госплана прибавилось головной боли. Даже частичное введение такого показателя, как прибыль, сразу потянуло народное хозяйство к инфляции.

Ведь прибыль предприятия зарабатывали, а использовать её могли только на увеличение зарплаты. Пустить её, например, на увеличение производства продукции, на реконструкцию предприятия или на строительство жилья часто было невозможно, потому что в планах не было предусмотрено выделение дополнительных ресурсов ни у поставщиков сырья, ни у строительных организаций. Да и неизвестно было, найдёт ли сбыт дополнительно произведённая продукция.

В итоге зарплата стала расти гораздо быстрее, чем производительность труда. Ещё более обострилась нехватка товаров, или, как говорят, «вырос отложенный спрос». То, что нельзя было купить товары, даже если есть деньги, вызывало растущее недовольство в народе.

Больше денег стало оставаться у предприятий - меньше поступало их в бюджет государства. А расходы росли, нужно было изыскивать дополнительные доходы. Пришлось прибегнуть к испытанной палочке-выручалочке - увеличивать производство водки. Сам Косыгин уже через год после начала реформы вынужден был признать: «предоставив предприятиям свободу манёвра ресурсами, мы не сумели установить за ними действенный контроль».

Далее, высвобождавшуюся рабочую силу при переходе предприятий на «щёкинский метод» надо было куда-то пристраивать, а на создание новых рабочих мест средств не было. Перед страной замаячила угроза безработицы, что тогда казалось советским людям совершенно немыслимым делом.

Словом, куда ни кинь, всюду клин: выгоды от реформы получали оборотистые руководители предприятий, а все причиненные ею убытки должно было покрывать государство.

Но тогда ещё никто из «верхов» не осмеливался сказать, что, допустив в качестве главного критерия эффективности работы предприятий прибыль, мы тем самым подчинили народное хозяйство закону максимально прибыли со всеми вытекающими из этого последствиями, которые не заставят себя долго ждать. (Я об этом писал, но какой от этого мог быть толк.)

Думается, никто не сумел так доходчиво изложить главные пороки реформы Косыгина, как это сделал А.А.Зверев в ранее уже упоминавшейся его книге «Трезво о политике». Вот как он разбирает цепочку рассуждений о прибыли, за которой скрывалась информационно-финансовая агрессия против устоев социалистической экономики.

«Первое. Любое предприятие, если оно действительно нормально работает, производит товары необходимые людям.

Второе. Если эти товары людям действительно нужны, если у них великолепное качество, то такие товары не залеживаются, спрос на них растёт, предприятие может постоянно расширять их выпуск и, естественно, его прибыль будет постоянно расти.

Третье. Чем выше прибыль предприятия, тем оно лучше работает, тем полнее удовлетворяет потребности людей.

Четвёртое. Если в аналогичных условиях работают два примерно одинаковых предприятия, то предприятие, у которого выше прибыль, работает лучше. Его продукция лучше удовлетворяет потребности людей, пользуется большим спросом, находит больший сбыт.

Пятое. Следовательно, чтобы судить о том, насколько эффективно работает предприятие, достаточно знать только один обобщающий показатель - прибыль.

А валовая прибыль (то есть полученная от продажи не одного, а всех изделий, выпущенных предприятием), как обощающий показатель, вообще в себя включает всё. Тут и сумма продаж всех товаров, что произвело предприятие. Она отражает и спрос на продукцию предприятия, чем он выше, тем выше может быть цена на его продукцию, и этот момент также отражается на величине прибыли.

К тому же, как известно, прибыль - это разность между доходами и расходами, значит, она как-то отражает в себе и уровень себестоимости. Чем себестоимость ниже, тем прибыль выше. Значит, и себестоимость с помощью прибыли попадает под контроль тоже.

Вывод: чтобы полностью контролировать и управлять предприятием, чтобы не докучать ему мелочной опёкой, которая одинаково изнуряет как плановый орган, так и предприятие, достаточно ввести как главный и обобщающий показатель прибыль. Его и планировать. Остальные показатели должны идти как дополнительные. А выполнение плана по прибыли должно стать главным показателем эффективности работы предприятия. Все финансовые (внимание: здесь информационная агрессия переходит в финансовую) и механизмы поощрения должны быть связаны с выполнением этого показателя. А если с планом по прибыли произошёл «завал», должно следовать наказание.

В таком случае предприятие получит необходимую свободу для проявления хозяйственной инициативы. В то же время ведь мы же не капиталистическое общество и не можем допустить, чтобы предприятия грабили население высокими ценами. Для исключения необоснованного повышения цен мы ограничим величину прибыли нормативом, допустим, 20 процентов (в каждой отрасли он будет свой) по отношению к себестоимости.

И окончательное заключение: такой механизм будет работать на благо всего населения, создавая оптимальные хозяйственные и экономические условия для производства».

Почти уверен, что большинство читателей, прочитав эти положения, не усмотрит в них никакого обмана. Вот примерно под таким «научным соусом» в 1965 году и ввели в экономику показатель прибыли как самый главный, всё обобщающий. Давайте посмотрим, чем новая система стала отличаться от прежней.

Как известно, в той экономической системе, какая была создана в СССР в последние годы жизни Сталина, условием быстрого развития страны был механизм ежегодного снижения цен. Действовал он, в изложении Зверева, следующим образом.

Государственным планом предприятию устанавливался на год выпуск продукции (по её видам) определённого качества и по заданной цене, которая покрывала издержки производства и обеспечивала некоторую прибыль. При этом себестоимость (издержки) и прибыль не были связаны между собой. Прибыль просто означала разницу между ценой и себестоимостью. Руководство и весь коллектив предприятия нацеливались на снижение себестоимости продукции, успехи в этом отношении поощрялись материально.

Допустим, завод выпускает легковые автомобили. Себестоимость автомобиля составляет 5000 рублей. Допустим, что доля прибыли от себестоимости определена в 20 процентов (повторяю, эта норма могла быть любой, непосредственно с себестоимостью она не была связана). Следовательно, прибыль с каждого автомобиля равна 1000 рублей. А продажная цена автомобиля составит 6000 рублей.

Теперь предположим, что коллектив завода, введя технические новшества и организационные чудеса, снизил себестоимость автомобиля в два раза, - она составила 2500 рублей. А что сталось с прибылью?

При сталинской модели (Зверев называет её сталинско-фордовской. - М.А. )прибыль определялась как разность между «твёрдой» на какой-то период ценой и получившейся себестоимостью. Поэтому прибыль увеличилась бы на эту самую величину снижения себестоимости и достигла бы 3500 рублей. На этом уровне она сохранялась бы до конца года, завод процветал бы.

Значит, в сталинской модели экономики увеличению прибыли никакого планового значения не придавалось, а увеличить её можно было только двумя путями: через наращивание выпуска продукции по сравнению с планом и через снижение себестоимости.

В конце года подводились итоги работы предприятия и фиксировалось новое, сниженное значение себестоимости. К этой величине добавлялась прибыль и получалась новая, уменьшенная цена продукции. В данном примере установленная новая цена на автомобиль равнялась себестоимости 2500 рублей плюс, допустим, те же 20 процентов от неё в качестве прибыли, итого 3000 рублей. Значит, потребитель (народное хозяйство) от покупки каждого автомобиля по сравнению с прежней ценой получил бы выгоду в 3000 рублей. Именно снижение себестоимости продукции создавало возможность снижения цен на неё.

Уже денежная реформа, проведённая Хрущёвым в 1961 году, нанесла по этому механизму сокрушительный удар, о чём уже говорилось в соответствующем месте. Но окончательно этот механизм был демонтирован именно в ходе осуществления косыгинской реформы. Это стало таким ударом, от которого страна уже не смогла оправиться.

Ведь в хрущёвско-косыгинской (либермановской) модели, по сравнению со сталинской, всё было наоборот. В ней главное было - получить прибыль (в рублях). Но сама прибыль образовывалась как жёсткая процентная доля от себестоимости . И получалась зависимость: чем выше себестоимость, тем больше прибыль. А значит, стремиться надо не к снижению, а к повышению себестоимости.

Замечу, что из всех сторон реформы Косыгина именно эта осталась до сих пор. Об этом, в частности, свидетельствует письмо читателя М. Мишарина («Известия», 10.10.3), которого возмущает то, что «прибыль исчисляется как процент от затрат».

В рассматриваемом нами примере картина выглядела так. Снизил коллектив себестоимость автомобиля в два раза - с 5000 до 2500 рублей - уменьшилась и его прибыль с 1000 до 500 рублей. Увеличить прибыль за счёт произвольного повышения цены автомобиля тоже нельзя: цена должна быть равна себестоимости плюс 20 процентов от неё, то есть 3000 рублей.

Итак, при снижении себестоимости автомобиля вдвое цена его будет одинаковой как при прежней, так и при новой модели - 3000 рублей. Но при прежней модели прибыль предприятия составляла 3500 рублей, а при новой - всего 500 рублей. А за счёт прибыли содержались детские сады, спортивные сооружения, базы и дома отдыха, строилось жильё и пр. Значит, при новой модели подрывались возможности социального развития предприятия. В результате все, кто раньше за снижение себестоимости и цены поощрялся, теперь стали за это материально наказываться. Ясно, что коллектив при новой модели бороться за снижение себестоимости не будет, а значит, исчезла и возможность снижения цен. Потеряли и коллектив завода, и потребитель продукции, и государство, и население.

Но почему же многие хозяйственные руководители встретили косыгинскую реформу «на ура!»? Потому что для них открылись возможности обогащения за счёт «по-умному» организованного роста себестоимости продукции.

Предположим, предприятие производит какое-то изделие, себестоимость которого 5 миллионов рублей, тогда при норме прибыли в 20 процентов от себестоимости прибыль составит 1 миллион рублей. Эту прибыль предприятию и установят как плановую. За перевыполнение плана по прибыли будут поощрять, за невыполнение наказывать. Хозяйственник рассуждает: вам, государству, нужна максимальная прибыль? Увеличим себестоимость в два раза - до 10 миллионов рублей, тогда и прибыль вырастет вдвое - до 2 миллионов рублей. Вот и есть миллион рублей прибыли сверх плана! Извольте меня премировать!

Но, конечно, такие «ударные» темпы повышения себестоимости были бы слишком заметными. Поэтому и был введён механизм «отлавливания» увеличения прибыли. Если прибыль росла слишком заметно (более 1 - 2 процентов в год), это её увеличение вставляли в план, и за него в таком случае уже премий не полагалось. Предприятия и руководители эту систему быстро усвоили и большой скорости роста прибыли не допускали.

Итак, при новой модели снижать себестоимость было нельзя, потому что вместе с ней падала и прибыль. Значит, невыгодно стало совершенствовать производство. Но и резко повышать себестоимость также нельзя было, потому что существенное увеличение прибыли приводили к росту планового значения этого показателя, а значит, премий и других поощрений не давали.

Благодаря этому хитрющему механизму развал получился медленный, ползучий, но неотвратимый. Так медленно и неотвратимо удав заглатывает жертву, а в дальнейшем это «заглатывание» было легко представить как некий «непонятный» процесс, «органически присущий тоталитарной системе». Например, можно было просто назвать его «застоем».

Обывательская психология или вредительство?

Необходимо отметить ещё один важный аспект косыгинской реформы, на который до сих пор никто не обращал внимания.

Когда снижение себестоимости считалось важнейшей задачей и поощрялось, к решению этой задачи подключался весь коллектив. Премии могли быть большими, они так или иначе распределялись между всеми участниками борьбы за совершенствование производства. Когда же премии стали давать по сути за дезорганизацию производства, возникла необходимость отстранения коллектив от организации производственного процесса. Ведь среди рабочих и специалистов было ещё немало тех, кто привык ставить интересы дела, интересы Родины выше личной выгоды.

Примечательно, что драматург Александр Гельман написал пьесу «Премия», герои которой, рабочие, отказывались от незаслуженной, по их мнению, которая была им начислена за работу, не идущую на пользу стране. Это всполошило партком и руководство предприятия, там завязалась дискуссия о том, правилен ли действующий в стране экономический механизм. Так что и литература подметила, что у нас ещё были рабочие, для которых работа не стала лишь средством заработка, каким она была для обывателя, а оставалась служением делу социализма.

Театры отказывались ставить пьесу, опасаясь привычных тогда обвинений в «очернении действительности». Но сторонники постановки пьесы нашли возможность показать её именно Косыгину, и он работу драматурга и театра одобрил.

Теперь представим, какой оборот приняли бы дела, если бы таких рабочих вовлекли в аферу с «совершенствованием производства» путём повышения себестоимости. Они немедленно подняли бы ненужный руководству шум. К сожалению, именно среди хозяйственных руководителей обывателей нашлось немало. Реформа стала не общенародным делом, а почти подпольной, хотя и официально допустимой деятельностью узкого круга руководящих работников разных уровней. Вот они-то от премий не отказывались. И теперь уже весь фонд материального поощрения стал распределяться между узкой группой руководящих обывателей. А этой группе вполне хватало и той премии, какая полагалась за увеличение прибыли на 1 - 2 процента.

Так новая модель расколола коллектив предприятия, погасила творческий порыв большинства работников, противопоставила интересы «верхов» и «низов». Все выгоды от «рационализации производства» теперь доставались «верхам», и они направляли деятельность предприятий так, чтобы эти выгоды были как можно большими. По сути, это была уже неформальная приватизация предприятий их руководством, которому оставалось лишь ждать, когда этот переход средств производства в их частную собственность будет оформлен законодательно. Косыгин, советский патриот и приверженец социализма, открыл дорогу ренегатам Горбачёву и Ельцину.

Мало того, руководящие обыватели не просто сделали шаг к приватизации, в результате которой к владению средствами производства могли бы придти «эффективные собственники», а сделали ставку на получение прибыли за счёт разрушения производственного потенциала. Косыгинская реформа, таким образом, создавала условия как бы для узаконенного вредительства.

Какие последствия имело это для экономики в целом?

Если сталинская модель создавала условия для постоянного снижения цен, то хрущёвско-косыгинская модель делал неизбежным их рост. И последствия не замедлили сказаться: в результате косыгинской реформы советская экономики пошла вразнос.

Выше говорилось, что признание прибыли критерием эффективности работы предприятия означало перевод советской экономики на функционирование по тому же закону максимальной прибыли, что и капиталистическая экономика. В действительности дело обстояло гораздо хуже. При капитализме действует конкуренция между товаропроизводителями, что ограничивает потребителя от их произвола. Клиент, потерпевший от произвола товаропроизводителя, может подать на него в суд и получить солидную компенсацию. А у нас не было создано никаких условий для цивилизованной конкуренции, и те, кто наглее, оказывались в наибольшем выигрыше. Если нынешний строй у нас называют бандитским капитализмом, то условия для его бандитского окраса были созданы ещё реформой Косыгина.

Расширение самостоятельности предприятий на основе погони за прибылью по сути покончило с плановой системой в СССР.

Единое народное хозяйство страны распалось на в значительно мере изолированные ячейки, имеющие собственную корыстную цель. «Верхи» практически утратили способность направлять деятельность предприятий в соответствии с интересами государства, потому что предприятию важнее было получить максимальную прибыль. Парадокс здесь заключался в том, что разрушил плановую систему Косыгин, долгие годы возглавлявший Госплан СССР.

Но, пожалуй, ещё более сильный удар нанесла реформа Косыгина по идеологическим и нравственным основам социалистического общества. Советский человек на протяжении почти сорока лет привык ощущать себя участником героических деяний своей страны, имевших всемирно-историческое значение. Он был строителем невиданного в истории общества высшей справедливости, преобразователем планеты в прогрессивном направлении, его живо интересовало, что происходит в мире, куда идёт история и какое место в мировом процессе занимает наша страна, в какой шеренге стоит каждый наш гражданин. И вот вместо этого планетарного взгляда ему (уже второй раз за нашу послеоктябрьскую историю - впервые это случилось при переходе к ленинскому нэпу) предложили местечковое мировоззрение, призвали его сосредоточиться на поисках выгоды для своего коллектива. Гражданина-революционера решили сделать обывателем. Не будь тогда такой метаморфозы, вряд ли впоследствии либералам удалось бы так легко разрушить СССР.

Разумеется, партийный аппарат не мог равнодушно смотреть на то, как разваливается экономика, а он не в состоянии остановить этот процесс, потому что получившие самостоятельность руководители предприятий перестали ему подчиняться. Сопротивление партаппарата реформе было проявлением и его стремления сохранить власть в своих руках, и опасения краха экономики.

В чём причины просчётов Косыгина?

Все считают, что сила Косыгина в том, что он был выдающимся советским экономистом. Возможно. Но в этом же заключалась и его главная слабость. Именно зашоренность на экономизме помешала ему, как в своё время и Ленину, найти правильный путь реформирования народного хозяйства СССР.

Вспомним, как Ленин, поставленный перед необходимостью перейти от продразвёрстки к продналогу, решил перевести на хозрасчёт всю промышленность, в том числе и тяжёлую, которая тогда никакого отношения к задаче «смычки» города и деревни отношения не имела. Итог известен: вместо «смычки» получилось восстановление капиталистических отношений.

Вот и Косыгин, увидев, что экономику СССР душит «вал», решил перевести на показатели прибыли и реализации продукции все предприятия страны, в чём не было никакой необходимости.

Допустим, выпуск дамских шляпок нельзя планировать по количеству и фасонам, потому что тут действует мода, которую нельзя предугадать. Значит, тут производство должно быть поставлено на рыночные основы, равняться на соотношение спроса и предложения.

А Калужский турбинный завод производит мощные силовые установки. Тут и производитель, и потребитель связаны планом и договором, никакие изменения моды в этой области не предвидятся и на производство влиять не могут. Зачем же ставить их производство на те же основы, что и выпуск дамских шляпок?

Очевидно, что в народном хозяйстве СССР должны были сосуществовать два сектора, живущие по разным экономическим законам. Тяжёлая промышленность должна была работать на строго плановых основах, а производство товаров народного потребления и сфера услуг - на рыночных принципах. И практика должна была показать, каково соотношение плана и рынка в каждой сфере производства, как там нужно сопрягать эти два начала. Подробнее об этом будет сказано в заключительной главе настоящей работы.

А догматики хотели иметь непременно законченный социализм во всём и вся, и представляли советского человека как существо, живущее строго по планам партии и правительства. Они забывали, что идеал в человеческом обществе вообще недостижим, политику приходится строить на основе компромисса между желаемым и возможным.

Косыгин, при всей своей эрудиции и работоспособности, показал себя в вопросах экономики неисправимым догматиком. И, естественно, потерпел крах в своих реформаторских устремлениях.

Крах реформы - конец карьеры

Чем шире разворачивалась реформа Косыгина, тем сложнее становилось положение главы правительства. В «правящем триумвирате» Брежнева - Косыгина - Подгорного и без того складывалась непростая обстановка, триумвиры никак не могли поделить власть и влияние. Дело доходило до анекдотов.

Однажды все три правителя присутствовали на каком-то мероприятии вроде спартакиады и заспорили, кто из них должен приветствовать его участников. Подгорный полагал, что он - как глава государства. Косыгин - что он, как глава правительства. Брежнев - что он - как руководитель направляющей силы советского общества. На тот момент пришлось всем пойти на компромисс, и с приветствием обратился председатель ВЦСПС Шелепин.

Косыгин, в соответствии с международной практикой, настаивал на том, что именно он должен вести переписку и устанавливать отношения с главами правительств зарубежных стран. Он не претендовал на первое место в иерархии власти, но и не желал становиться лишь исполнителем воли лидера партии. Косыгин хотел быт с Брежневым на равных.

А Брежнев очень ревниво относился ко всему, что касалось его престижа, и это не было только проявлением его личных амбиций. Он знал, что в России первое лицо должно быть выше всех, потому что иначе в стране воцарится смута. Министерство иностранных дел даже было вынуждено дать указание нашим послам за рубежом, чтобы они деликатно разъяснили правительствам, при которых они аккредитованы, «кто есть кто» в СССР. И в конце концов все зарубежные лидеры поняли, кто такой в СССР Брежнев.

Видимо, в успех реформы Косыгина Брежнев не верил с самого начала. Уже после доклада Косыгина на сентябрьском Пленуме Брежнев высказался вполне определённо: «Ну что он придумал? Реформа. Реформа… Кому это надо, да и кто это поймёт? Работать нужно лучше, вот и вся проблема».

Бывший первый секретарь МГК КПСС Н.Егорычев передаёт, как ещё в 1966 году Брежнев с неудовольствием говорил: «Ну, скажи, зачем это Косыгин поехал по украинским заводам? Что ему там делать? Всё о своём авторитете печётся. Пусть бы лучше в Москве сидел да делами занимался».

И уж тем более не выносил Брежнев, когда на заседаниях Политбюро Косыгин вступал с ним в дискуссии по экономическим вопросам и, доказав свою правоту, поучал генсека как школьника, не знающего предмета. Тут нужно отметить, что именно благодаря позиции Косыгина многие неразумные проекты были тогда заморожены. Так, именно Косыгин затормозил уже намеченное было осуществление проекта поворота сибирских рек в Среднюю Азию.

Тем не менее Брежнев до 1980 года не решался уволить Косыгина, потому что признавал его высокие деловые качества, выдающуюся компетентность и считал, что при любом другом деятеле на посту премьера дела пойдут гораздо хуже.

Конечно, Косыгин добросовестно учился в институте, упорно овладевал знаниями и диплом свой получил вполне заслуженно. Так что он по праву мог называть себя «главным инженером всего СССР». У него оставалось время и для общего культурного развития. Брежнев уже был партийным работником, и учиться в институте ему приходилось урывками, выкраивая для этого время между более неотложными делами. Поэтому, видимо, он и как инженер, и в смысле общей культуры уступал Косыгину. Однако для тех, кто стоит у руля государства, не эти знания имеют первостепенное значение.

Косыгин был неплохим экономистом, но именно экономистом. Брежнев глубже его понимал, что экономика - лишь одна из сфер жизни народа, причём далеко не всегда главная. Значит, реформировать нужно было не экономику СССР, а весь образ жизни страны, самые основы общественного строя. Это он чувствовал, хотя и не знал, как осуществить такую коренную реформу. Зато он понимал, что реформа экономики без соответствующей перестройки других сторон народной жизни не только не принесёт ожидаемого положительного эффекта, но и может расшатать устои государства. Вот почему он не оказывал содействия реформе Косыгина в тех случаях, когда видел, что она нарушает стабильность в стране.

Нарастание трудностей в экономике пошатнуло позиции Косыгина. А тут ещё Брежнев нередко обращался к нему с просьбами изыскать дополнительные ресурсы для оказания помощи братским странам социалистического лагеря.

Проблемы со здоровьем начались у Косыгина ещё в 1973 году. Он стал плохо слышать, снизилась его работоспособность. Но роковым для него оказался 1976 год. Во время отпуска Косыгин плыл на байдарке, и она перевернулась. Когда его вытащили из воды, он был без сознания. С трудом его вернули к жизни. Вскоре он вышел на работу, но это был уже не прежний Косыгин. Он сильно сдал, и объективно по своим деловым качествам уже не соответствовал занимаемой высокой должности. Однако, если прежде он трижды подавал заявления об отставке (но Политбюро их отклоняло), то теперь уходить не хотел. Брежневу пришлось заставить его уйти.

Брежнев назначил первым заместителем председателя Совета Министров СССР своего старого знакомого по работе на Украине Н.А.Тихонова, чтобы контролировать деятельность Косыгина. Тихонов был малообразованным человеком и совершенно не подходил для руководства правительством великой страны, но очень желал занять место Косыгина. И он систематически рассказывал Брежневу о промахах в работе своего начальника. В конце концов Брежнев, сам уже немощный и относившийся к окружающим со всё большей подозрительностью, настоял на выводе Косыгина из Политбюро, а затем, когда премьер перенёс очередной инфаркт миокарда, предложил ему подать заявление об отставке. 24 октября 1980 года Косыгин был отправлен на пенсию, причём в грубой форме, ему даже не высказали благодарность за проделанную работу.

Косыгина сразу же лишили машины, отключили телефоны. Никто из бывших коллег по Политбюро и правительству не звонил ему. 18 декабря 1980 года он, вроде бы хорошо себя чувствовавший, вдруг неожиданно упал и скончался.

В «верхах» решили, что выделить для прощания с покойным Колонный за Дома Союзов будет «не по чину». Гроб был установлен в зале Центрального дома Советской Армии. Говорят, что попрощаться с Косыгиным пришли сотни тысяч жителей страны.

Из книги Михаила Антонова - Капитализму в россии не бывать!

Таким образом, объективно советская экономическая система 1960-х гг. успешно развивалась, а проводимые технологические преобразования требовали поиска новых, более гибких методов управления.

Экономическая реформа 1965-1970 гг. в СССР

(для уровня «хорошо-отлично»)

На протяжении почти двадцати лет (1935-55 гг.) исследования в области управления практически отсутствовали: социальные науки были в опале, а управленческая практика являлась лишь одной из сторон жизни тоталитарного государства .

Экономические реформы - а лучше их назвать экономико-технологическими реформами - проводились на относительно благоприятном общем фоне. Мощный ресурсный и технологический потенциал, созданный в 1930-40-е гг., позволял совмещать реализацию крупномасштабных целей: развертывание военно-стратегических программ, повышение жизненного уровня населения и структурную перестройку экономики.

Реализация этих целей стала возможной благодаря нескольким ресурсным элементам, которыми обладал СССР того периода:

Наличие малоосвоенной топливно-эненергетической базы, что позволяло наращивать мощности тяжелой индустрии (энергетики, металлургии и химии) в относительно долгосрочной перспективе;

Наличие мощного технологического и кадрового потенциала в тяжелой индустрии, который был создан в военные годы;

Наличие резервов малоквалифицированных трудовых ресурсов;

Приращение качественного потенциала за счет стран-сателлитов (Чехословакия, ГДР, Венгрия)

Реформа Косыгина (либерманизм)

В 1965-1971 гг. в СССР проводилась экономическая реформауправления народным хозяйством и планирования. Она характеризовалась внедрением экономических методов управления, расширением хозяйственной самостоятельности предприятий, объединений и организаций, широким использованием приёмов материального стимулирования. Связывается с именем председателя Совета Министров СССР А. Н. Косыгина .


Строго говоря, с точки зрения экономической теории, ничего принципиально нового она не содержала. Польские и венгерские экономисты подобные мысли высказывали еще в 1956 году. Главным в ней было предложение сделать критерием деятельности предприятия не вал, а прибыль. Тем самым, по замыслу, должен был установиться баланс спроса и предложения. Говоря современным языком, идея заключалась во внедрении элементов рынка в народное хозяйство, при сохранении в целом планового характера экономики.

Либерман получил статус консультанта Алексея Косыгина, а саму реформу иногда даже называют «реформой Косыгина-Либермана», Сентябрьский 1965 года пленум ЦК партии оповестил о принятии «новой системы планирования и экономического стимулирования». Кстати, именно тогда большинство советских трудящихся перешло на пятидневную рабочую неделю (при удлинении на час рабочего дня).

Впервые основные идеи реформы были обнародованы в статье профессора Харьковского инженерно-экономического института и Харьковского государственного университета Е. Г. Либермана «План, прибыль, премия» в газете «Правда» и его докладе «О совершенствовании планирования и материального поощрения работы промышленных предприятий», направленном в ЦК КПСС.

Поддержку предложениям Либермана высказали ведущие экономисты ак.В. С. Немчинов, ак.С. Г. Струмилин, эксперты Госплана СССР, руководители предприятий и др. Статья положила начало общесоюзной экономической дискуссии в прессе и ряду экономических экспериментов, подтвердивших эффективность предложенных мероприятий. Реализуемая после отстранения от власти Н. С. Хрущева реформа противопоставляла практике волюнтаризма научное руководство экономикой, основанное на законах политэкономии социализма.

1. Ликвидировались органы территориального хозяйственного управления и планирования — советы народного хозяйства, созданные в 1957 г., предприятия становились основной хозяйственной единицей . Восстанавливалась система отраслевого управления промышленностью, общесоюзные, союзно-республиканские и республиканские министерства и ведомства.

2. Сокращалось количество директивных плановых показателей (с 30 до 9-ти). Действующими оставались показатели по: общему объёму продукции в действующих оптовых ценах; важнейшей продукции в натуральном измерении; общему фонду заработной платы; общей суммы прибыли и рентабельности, выраженной как отношение прибыли к сумме основных фондов и нормируемых оборотных средств; платежам в бюджет и ассигнованиям из бюджета; общему объёму капитальных вложений; заданий по внедрению новой техники; объёму поставок сырья, материалов и оборудования.

3. Расширялась хозяйственная самостоятельность предприятий. Предприятия обязаны были самостоятельно определять детальную номенклатуру и ассортимент продукции, за счёт собственных средств осуществлять инвестиции в производство, устанавливать долговременные договорные связи с поставщиками и потребителями, определять численность персонала, размеры его материального поощрения. За невыполнение договорных обязательств предприятия подвергались финансовым санкциям, усиливалось значение хозяйственного арбитража.

4. Ключевое значение придавалось интегральным показателям экономической эффективности производства — прибыли и рентабельности . За счёт прибыли предприятия получали возможность формировать ряд фондов — фонды развития производства, материального поощрения, социально-культурного назначения, жилищного строительства, др. Использовать фонды предприятия могли по своему усмотрению (разумеется, в рамках существующего законодательства).

5. Ценовая политика: оптовая цена реализации должна была обеспечивать предприятию заданную рентабельность производства . Вводились нормативы длительного действия — не подлежащие пересмотру в течение определённого периода нормы плановой себестоимости продукции.

В сельском хозяйстве закупочные цены на продукцию повышались в 1,5-2 раза, вводилась льготная оплата сверхпланового урожая, снижались цены на запчасти и технику, уменьшились ставки подоходного налога на крестьян. Постановлением Совета Министров СССР N 677 от 28.08.1974 на проживающих в сельской местности была распространена общегражданская паспортная система; согласно постановлению, выдача паспортов "гражданам СССР, которым ранее паспорта не выдавались", должна была быть осуществлена "в срок с 1 января 1976 г. по 31 декабря 1981 г", фактически в отдаленных местностях затянулась до 1989 года.

Основные мероприятия реформы были введены в действие на протяжении 8-й пятилетки 1965-1970 гг. На протяжении пятилетки фиксировались рекордные темпы экономического роста. В 1966-1979 гг. среднегодовые темпы роста национального дохода в СССР составляли 6,1 % (США 3,1 %, Японии 7,4 %, ФРГ 3,4 %, Франции 4,4 %, Великобритании 2,2 %). Был осуществлён ряд крупных хозяйственных проектов (создание Единой энергосистемы, внедрение автоматизированных систем управления (АСУ), гражданское автомобилестроение, пр.). Высокими были темпы роста жилищного строительства, развития социальной сферы, финансировавшегося за счёт средств предприятий. Восьмая пятилетка получила образное название «золотой».

Реформа имела выраженный эффект разового привлечения резервов роста; повысилась скорость обращения в фазе «товар — деньги», уменьшалась «штурмовщина», увеличилась ритмичность поставок и расчётов, улучшалось использование основных фондов. Предприятия разрабатывали индивидуальные гибкие системы поощрения

Большие надежды возлагались на то, что удастся покончить с экстенсивным развитием страны, которое делало экономику все более малоэффективной и затратной; намечалось сделать важные шаги по пути интенсификации, повышения эффективности производства, технического уровня, чтобы обеспечить все отрасли народного хозяйства современной техникой и технологией, а население — товарами и услугами.

На практике же произошло другое. В высшем эшелоне власти взяли верх силы, которые рассматривали формы политической и хозяйственной организации 30-х годов как едва ли не системообразующие признаки социализма. Руководство партии и страны во главе с Брежневым оказалось просто неспособным принять вызов времени, перестроить экономику и политику применительно к новому этапу НТР .

Анализируя ход реформы и ее воздействие на экономическую ситуацию в стране, английские и американские экономисты и историки отмечают изначально ограниченный характер реформы, не предполагавший коренного изменения социально-экономических и политических структур, а также сильное сопротивление на разных уровнях управления и производства при попытке реального осуществления реформы.

Расширение допущенной самостоятельности предприятий вряд ли могло сочетаться с усилением административных и экономических полномочий министерств. Создание Госснаба также противоречило провозглашенной самостоятельности предприятий, которые, как и прежде, не могли свободно выбирать поставщика и потребителя. Даже в случае “прямых связей” между давними партнерами заключенные ими договора утверждались в верхах. Волокита, возникавшая из-за административных задержек и необязательности поставщиков, приводила к тому, что снабжение зачастую не обеспечивалось или было низкого качества, а потому и выпуск производимой продукции оставался нерегулярным, связанным с постоянными простоями и авралами.

В англо-американской историографии накопился подробный анализ причин провала реформа Косыгина.

По мнению Джефри Хоскинга (Лондонский ун-т, Великобритания ), во-первых, для того, чтобы в полной мере использовать те возможности, которые она открывала, предприятия должны были сами назначать цену на свою продукцию, но как раз этого права они не получили. Кроме того, они нуждались в значительно больших свободах в вопросе занятости — прежде всего это относилось к праву увольнять лишних рабочих или тех, кто плохо работал.

Такое право было дано, но в очень ограниченных пределах, скорее даже теоретически. К тому же промышленная администрация столкнулась с упорным сопротивлением увольнениям со стороны профсоюзов и части партийного аппарата. “В тоже время лидеры партии, напуганные событиями в Новочеркасске, очень чутко относились к малейшим проявлениям недовольства со стороны рабочих и потому практически не оказывали поддержки тем администраторам, кто проводил увольнения” .

Кроме того, следствием успешного проведения косыгинской реформы должно было стать внедрение в промышленность новых технологий. Однако в экономике, где успех измеряется ежегодным выполнением плановых показателей, этого вообще трудно добиться. Новое оборудование и трудовые навыки требуют времени для их освоения и потому могут привести к временному сокращения выпуска продукции. Если в конце планового года результаты применения технических новшеств не перекрывали потерь, неизбежных при их внедрении, управленцы не желали рисковать и связываться с этими новациями.

Но основополагающей причиной поражения реформы Косыгина было, вероятно, сопротивление партийных секретарей и министерских чиновников, поскольку реформа угрожала их контролю над управлением экономикой. События в Чехословакии в 1968 г. способствовали сплочению оппозиции и, соответственно, окончательному провалу реформы.

Противоречия реформы отражали глубокие расхождения между возглавляемыми Брежневым сторонниками ограниченной децентрализации при сохранении в неприкосновенности роли политико-административной системы в функционировании экономики и объединившимися вокруг Косыгина приверженцами частичных рыночных реформ, готовыми в определенной степени довериться собственно экономическим регуляторам.

Уже к концу 60-х годов реформа промышленности выдыхается, так и не столкнув советскую экономику с наезженной колеи: расширенного воспроизводства с упором на традиционные индустриальные отрасли и жестким административным давлением на предприятия сверху (вместо пяти плановых показателей, предусмотренных реформой, их число к середине 80-х годов увеличилось до 1,5 тыс., благодаря чему министерства перетянули себе все без остатка продекларированные права предприятий).

Попытки внедрить наукоемкие производства (микроэлектроника, информатика, робототехника, биотехнология), развернуть сеть научно-производственных объединений не приносили ожидаемого результата. Становым хребтом экономики оставались топливно-энергетический и военно-промышленный комплексы (на последний работало до 80% машиностроительных заводов). Структура народного хозяйства приобретала все более нерациональный, перекошенный характер. Являясь бездонным потребителем капиталовложений, советская экономика имела минимальный выход на человека, удовлетворение его потребностей.

Исключительно важную, по сути решающую роль в снижении темпов хозяйственного роста и преобладании экстенсивных методов играло то обстоятельство, что сама директивная экономика, подавлявшая ростки нового, объективно подошла к пределу своих возможностей. Почему же перед лицом таких социально-экономических проблем советское руководство колебалось с проведением эффективных реформ и ограничивалось лишь полумерами? Обратимся к оценкам, содержащимся в англо-американской историографии.

По мнению Рональда Аманна — директора Центра русских и восточноевропейских исследований при Бирмингемском университете (Великобритания), много лет занимающегося советской политикой, во-первых, “совершенно ясно, что мощные властные структуры выступали против радикальных реформ в Советском Союзе. Реформа традиционного механизма централизованного планирования устранила бы или ослабила наиболее важные источники власти партийного аппарата, практически «префекторский» контроль региональных партийных чиновников над процессом распределения ресурсов, а также заменила бы принцип номенклатурного занятия должностей обезличенным критерием профессионально-технической компетенции ”.

Во-вторых, введение рыночных элементов породило бы такие экономические проблемы, как региональная несбалансированность и безработица, которые могут быть преодолены только посредством непрямого контроля, незнакомого (и, возможно, культурно чуждого) советскому руководству. В-третьих, далеко идущие экономические реформы могли бы сильно обострить социальное напряжение. “Несомненно, увеличилась бы дифференциация доходов, особенно между неквалифицированными промышленными рабочими, с одной стороны, и неноменклатурными специалистами, с другой стороны, которые скорее всего выиграли бы от проведения реформ и поэтому выступали главным социальным слоем, стремившимся к их осуществлению”.

В-четвертых, весьма вероятно, что советские политические лидеры могли бы задуматься о смелой реформе, если бы только были уверены в том, что чиновники всех уровней смогут осуществить подобную реформу. После десятилетий сталинского централизованного планирования экономическая система не характеризовалась примерами массового энтузиазма чиновников всех уровней. Несомненно, существовало и возможно росло число тех, кто желал бы получить шанс иметь четкую ответственность и вводить новые технологии, но большинство их коллег усвоило существовавшие правила игры и предпочитало “стабильное государство”.

И наконец, характерная для многих зарубежных авторов оценка мотивов поведения советских лидеров по отношению к реформе: “даже если бы наиболее решительная часть руководства и осмелилась бы выступить с основательной реформой, советские лидеры почти наверняка бы признали, что результаты экономической реформы, если таковые все-таки будут, дадут о себе знать лишь в отдаленном будущем, тогда как политические затраты заявят о себе в кратчайшие сроки. Такая перспектива вынуждала их придерживаться осторожных действий”.

Некоторые зарубежные авторы ставят вопрос: “А существовала ли в принципе возможность улучшения экономической ситуации в СССР в рамках сложившейся системы?” Гертруд Шредер (Вашингтонский университет, США) — авторитетный специалист в области советских экономических реформ 60 — 70-х годов — убежден в том, что никакие “реформированные реформы” и “улучшенные планы” не решат проблему замедления темпов роста в экономике и не повысят конкурентоспособность советских товаров на внутреннем и внешнем рынках, если новые реформы не затронут основ системы.

Одной из причин быстрого свёртывания реформ Косыгина в начале 1970-х была не только опасность введения рыночного социализма вместо казённого, но и сокращение 30-50% рабочих мест в экономике СССР. Один из экспериментов такой «перестройки» был проведён Иваном Худенко в казахском совхозе. Два года работы при хозрасчёте показали, что из 800 работников совхоза оставили только 80 человек, в том числе с работой прежних 110 управленцев справлялись 2 человека. Уволенных работников хозрасчётный совхоз посадил на вэлфер 30 рублей в месяц. При этом производительность труда у Худенко выросла в 3 раза, а зарплаты — в 2,5 раза.

Реформы Косыгина (на Западе их называли «реформами Либермана» по имени экономиста, советника Косыгина) предполагали введение в советской экономике хозрасчёта и самоуправления предприятий. Основные идеи такой «перестройки» председатель Совета министров СССР почерпнул в работах видных русских учёных 1920-х — бывших эсеров Чаянова и Кондратьева. Во время НЭПа, с 1921 по 1928 годы, Косыгин работал в потребкооперации, а кооперативное движение в то время было вотчиной бывших эсеров (как разработчиков этой программы, ещё до Революции). За это за глаза Косыгина даже в 1970-е называли «наш эсер».

Косыгину позволили осуществить лишь малую часть задуманного, но даже этой малости хватило резко увеличить темпы роста советской экономики. 8-я пятилетка (1966-1970 годы) оказалась самым успешным периодом для послевоенной советской экономики. Так, в эти годы среднегодовой рост ВВП составлял 7,7% (примерно как в нынешнем Китае). Для сравнения: в пятилетку 1975-79 годов этот показатель был 4,4%.



(Премьер-министр Алексей Косыгин — в центре)

Комплектование трудового коллектива осуществляет сам коллектив. Основной, первоначальной ячейкой является хозрасчётное звено, входящее составной частью коллектива хозрасчетного предприятия. Звеньевые и руководители хозяйства выборные и отчитываются перед коллективом. Управление предприятием осуществляет совет звеньевых, текущее управление — хозрасчётное управленческое звено, существующее на уставной (договорной) процент с дохода. План по труду или лимит численности не устанавливается.

По подобной методике ксперимент в совхозе «Илийский» проводился с марта 1963 года до конца года. Основные итоги. С работой в полеводстве, с которой до эксперимента не справлялись 800 человек (на уборку из Алма-Аты привлекалось 500 человек) выполнили 80 человек. Рост производительности труда впечатляющ.

Единовременное высвобождение более 700 человек породило проблему трудоустройства. Трудоустроить 700 человек — это в крупном городе не просто, а где найти работу на селе? Помощи экспериментальному хозяйству оказано не было. Хозяйство было вынуждено выплачивать минимальную плату, существовавшую в то время — 30 рублей, как пособие по безработице. Это породило социальный конфликт: многие, большинство требовали работу, а не пособия. Но тем не менее пособия легли на экономику экспериментального хозяйства.

В новом хозяйстве Худенко «контора» умещалась в комнате, в которой жил он сам. Зато дома для рабочих в селе Акший строились пятикомнатные, площадью свыше 90 квадратных метров, с горячей водой, электроотоплением. В системе Худенко зримый материальный фундамент демократии сочетался со свободным трудом и достатком.

Во главе Опытного хозяйства стояло координационное звено из двух человек. Директором был Михаил Ли, а экономистом-бухгалтером Иван Худенко. Все решения принимали коллегиально, на совете хозяйства, а потому управленческое звено было исполнительным органом. Управленцы существовали на 10% от общей зарплаты хозяйства. Все накладные расходы руководителей, а также их оклады входили в эту сумму. Ли и Худенко были вынуждены сокращать непроизводительные расходы, чтобы больше получить в день зарплаты.

В совхозах Казахстана (как и в целом по всех совхозам и колхозам СССР) был чрезвычайно раздут административно-хозяйственный аппарат. В среднем на совхоз приходилось 110 работников этого аппарата. В течение одного месяца в совхозе требовалось составить только по учёту и оплате труда 15 тысяч различных накладных, учетных листов и других расчетных документов, содержащих 1800 показателей.

Новая система Худенко предельно сокращала непроизводительные затраты. В Опытном хозяйстве пятилетний план производства продукции и сдачи её государству, численности работников и фонда заработной платы, с объёмом капитальных вложений и кредитных вложений размещался на двух страницах, а годовой бухгалтерский отчет о его выполнении — на одной странице.

Итоги работы в экспериментальном хозяйстве Худенко за 1969 год были таковы. Размер вновь созданного продукта на одного работника — 5140 рублей в год. В обычных совхозах Казахстана — 840 рублей. Годовая зарплата одного работника у Худенко — 3000 рублей, в совхозах Казахстана — 1268. Цифры говорят сами за себя: в Опытном хозяйстве производительность труда опережала зарплату, а в совхозах, зарплата в полтора раза превышала размер вновь созданного продукта.

В середине 1970 года эксперимент был прерван, а Опытное хозяйство по производству витаминно-травяной муки ликвидировано. В Министерстве сельского хозяйства писали, что если эксперимент Худенко распространить на всю республику, то работу в колхозах и совхозах потеряли бы 40-55% работников.

Похожие эксперименты по обкатке «реформ Косыгина» были проведены и в других отраслях советской экономики.

Так, в 1967 годуна Щёкинском химическом комбинате был начат экономический эксперимент по проверке основных положений реформы, получивший известность как Щёкинский эксперимент.

Суть эксперимента заключалась во внедрении на предприятии элементов хозрасчёта. Предприятию был определён стабильный фонд зарплаты на 1967-1970 годы, а вся экономия этого фонда при повышении производительности труда и при сокращении числа работников оставалась в распоряжении коллектива предприятия. За два года эксперимента число рабочих на комбинате сократилось на 870 человек (с 2 тысяч), объём выпускаемой продукции вырос в 2,7 раза, производительность труда в 3,4 раза, почти в 4 раза повысилась рентабельность, расходы заработной платы на рубль товарной продукции снизились с 13,9 до 5 копеек. В 1976 году этот эксперимент был прекращён.

Похожий эксперимент проводился в Дальневосточном морском пароходстве. К 1975 году на 140 судах было высвобождено 730 человек.

Эти эксперименты показали, что через 10-12 лет косыгинских реформ в советской экономике было бы сокращено 30-55% работников (в зависимости от отрасли). В частности, в начале 1970-х была свёрнута идея Косыгина о замене магазинов супермаркетами, которая позволила бы высвободить до 40% торговых работников.

В руководстве СССР не понимали, куда пришлось бы девать десятки миллионов безработных. Так, старцы из Политбюро пожертвовали прогрессом, выбрав вместо него стабильность — которой хватило всего на 10-15 лет.

Косыгинская реформа (реформа Либермана) – экономическая реформа, направленная на совершенствование системы планирования и управления народным хозяйством в СССР.

Начало Косыгинской реформе было положено в 1965 году, однако из-за ряда проблем ее осуществление продлилось до 1970 года, после чего реформа была свернута. Свое название экономическая реформа получила в честь А.Н. Косыгина, председателя Совета Министров СССР, которому было поручено заниматься разработкой и проведением экономических преобразований. Также эта реформа известна, как «Реформа Либермана» - в честь второго автора и разработчика проекта, советского экономиста Е.Г. Либермана.

Основная суть реформы, заключалась во внедрении совершенно новой экономической системы управления на предприятия, которая опиралась на показатели эффективности и готовила экономику к новому витку развития.

Косыгинская экономическая реформа

После того, как в октябре 1964 года пост главы государства покидает Н.С. Хрущев , заканчивается вместе с ним и знаменитая «хрущевская оттепель», во время которой в СССР активно проводились самые разнообразные реформы, порой очень смелые и довольно часто непродуманные. на смену им приходят уже более умеренные и консервативные преобразования новой власти.

Несмотря на опасения, с приходом Л. Брежнева страна не возвращается к сталинизму, а начинает ряд умеренных преобразований с целью совершенствования социализма. В это же время в мире происходит резкий научно-технический скачок, что приводит к необходимости преобразовать существующую экономическую систему. Разработку экономической реформы поручили Косыгину.

Суть Косыгинской реформы

Основная суть реформы заключается в том, чтобы сделать предприятия более самостоятельными, повысить степень их хозяйственной и экономической свободы и выбрать новые экономические стимулы взамен старым.

Реформа предполагала:

    Ликвидацию органов территориального управления хозяйством, восстановление системы отраслевого управления;

    Сокращение количества плановых показателей с целью уменьшить бюрократизацию процесса производства;

    Переход на экономические стимулы;

    Ключевыми показателями эффективности становились рентабельность и прибыль;

    Новая политика формирования цен.

К сожалению, уже на первом этапе проведение реформы столкнулось с определенными трудностями – аграрный сектор оказался не готов к новой экономической системе, поэтому проведение реформ затянулось на пять лет. К 1970 году стало понятно, что полностью осуществить задуманное невозможно, и реформы постепенно сошли на нет.

Итоги реформы Косыгина и причины провала

Основная цель экономической реформы заключалась в том, чтобы подстегнуть экономику перейти к интенсивному качеству роста и создать фундамент для дальнейшего ее развития, но уже с новыми основами. К сожалению, Косыгинскую реформу можно назвать неудавшейся, так как полностью воплотить ее в жизнь так и не удалось.

Историки называют ряд причин, по которым реформа провалилась, однако основное место в них занимают несостыковки и большое количество противоречий в административно управленческом корпусе (проведения реформы хотела далеко не вся правящая часть партии), а также банальную нехватку денег на осуществление преобразований. Несмотря на неудачу, реформы легли в основу экономических преобразований в 1987-1988 годах.

В 1980 году Косыгина освобождают от всех должностей в связи с ухудшением здоровья, а позднее, 18 декабря 1980 года он умирает. За период своей политической карьеры Косыгин не только занимался разработкой экономических преобразований, но также внес существенный вклад во внешнюю политику СССР.

Экономическая реформа 1965 г. в СССР , (в СССР известна как Косыгинская реформа , на Западе как реформа Либермана ) - реформа управления народным хозяйством и планирования, осуществлённая в 1965-1970 гг. Характеризовалась внедрением экономических методов управления, расширением хозяйственной самостоятельности предприятий, объединений и организаций, широким использованием приёмов материального стимулирования. Связывается с именем председателя Совета Министров СССР А. Н. Косыгина.

Общесоюзная экономическая дискуссия 1962-1964 годов

Традиционно проведение реформы связывали с усложнением экономических связей, что снижало эффективность директивного планирования (в 1966 промышленность СССР включала более трёхсот отраслей, 47 тыс. предприятий, 12,8 тыс. первичных строительных организаций), и со стремлением более полно использовать интенсивные факторы экономического роста. Последнее было достижимо посредством повышения производительности труда через улучшение его культуры, интенсивности и организации, а также эффективного использования имеющихся ресурсов. Было признано, что существующая система планирования недостаточно заинтересовывает предприятия в принятии высоких плановых заданий, во внедрении организационных и технических новаций.

Впервые основные идеи реформы были обнародованы в статье профессора Харьковского инженерно-экономического института и Харьковского государственного университета Е. Г. Либермана «План, прибыль, премия» в газете «Правда» и его докладе «О совершенствовании планирования и материального поощрения работы промышленных предприятий», направленном в ЦК КПСС. Поддержку предложениям Либермана высказали ведущие экономисты ак. В. С. Немчинов, ак. С. Г. Струмилин, эксперты Госплана СССР, руководители предприятий и др.

Статья положила начало общесоюзной экономической дискуссии в прессе и ряду экономических экспериментов, подтвердивших эффективность предложенных мероприятий. В западной прессе и советологии концепция реформ получила название либерманизм .

Как альтернатива реформе в среде интеллигенции радикального «технократического» направления рассматривались идеи академика В. М. Глушкова, с 1962 г. развивавшего программу тотальной информатизации экономических процессов с применением системы ОГАС, которая должна была базироваться на создававшейся Единой Государственной Сети вычислительных центров (ЕГС ВЦ).

Основные положения реформы

Реализуемая после отстранения от власти Н. С. Хрущева реформа представлялась как разрыв с проявлениями присущего советской экономической политике второй половины 1950-х - начала 60-х гг. «субъективизма» и «прожектёрства», практикой административных и волевых решений. Декларировалось повышение научного уровня руководства экономикой, основанного на законах политэкономии социализма. Проведение реформы осуществлялось под руководством Председателя Совета Министров СССР А. Н. Косыгина.

Реформа вводилась в действие группой постановлений ЦК КПСС и Совета Министров СССР, распространявших её положения на отдельные отрасли и сектора народного хозяйства:

«Об улучшении управления промышленностью, совершенствовании планирования и усилении экономического стимулирования промышленного производства» (Постановление сентябрьского 1965 г. Пленума ЦК КПСС)

«О совершенствовании планирования и усилении экономического стимулирования промышленного производства» (постановление ЦК КПСС и СМ СССР от 4 октября 1965 г.)

«Положение о социалистическом государственном производственном предприятии», утверждено СМ СССР 4 октября 1965 г.

«О мерах по дальнейшему улучшению кредитования и расчетов в народном хозяйстве и повышению роли кредита в стимулировании производства» (постановление СМ СССР от 3 апреля 1967 г.)

«О переводе совхозов и других государственных сельскохозяйственных предприятий на полный хозяйственный расчёт» (13 апреля 1967 г.)

«О переводе предприятий Министерства гражданской авиации на новую систему планирования и экономического стимулирования» (от 7 июня 1967 г.)

«О переводе железных дорог Министерства путей сообщения на новую систему планирования и экономического стимулирования» (от 23 июня 1967 г.)

«О переводе предприятий Министерства морского флота на новую систему планирования и экономического стимулирования» (от 7 июля 1967 г.)

«О переводе предприятий речного транспорта союзных республик на новую систему планирования и экономического стимулирования» (7 июля 1967 г.)

«О переводе эксплуатационных предприятий и производственно-технических управлений связи системы Министерства связи СССР на новую систему планирования и экономического стимулирования» (8 июля 1968 г.)

«О совершенствовании планирования и капитального строительства и об усилении экономического стимулирования строительного производства» (28 мая 1969 г.)

Реформа представляла собой комплекс из пяти групп мероприятий:

  1. Ликвидировались органы территориального хозяйственного управления и планирования - советы народного хозяйства, созданные в 1957 г., предприятия становились основной хозяйственной единицей. Восстанавливалась система отраслевого управления промышленностью, общесоюзные, союзно-республиканские и республиканские министерства и ведомства.
  2. Сокращалось количество директивных плановых показателей (с 30 до 9-ти). Действующими оставались показатели по: общему объёму продукции в действующих оптовых ценах; важнейшей продукции в натуральном измерении; общему фонду заработной платы; общей суммы прибыли и рентабельности, выраженной как отношение прибыли к сумме основных фондов и нормируемых оборотных средств; платежам в бюджет и ассигнованиям из бюджета; общему объёму капитальных вложений; заданий по внедрению новой техники; объёму поставок сырья, материалов и оборудования.
  3. Расширялась хозяйственная самостоятельность предприятий. Предприятия обязаны были самостоятельно определять детальную номенклатуру и ассортимент продукции, за счёт собственных средств осуществлять инвестиции в производство, устанавливать долговременные договорные связи с поставщиками и потребителями, определять численность персонала, размеры его материального поощрения. За невыполнение договорных обязательств предприятия подвергались финансовым санкциям, усиливалось значение хозяйственного арбитража.
  4. Ключевое значение придавалось интегральным показателям экономической эффективности производства - прибыли и рентабельности. За счёт прибыли предприятия получали возможность формировать ряд фондов - фонды развития производства, материального поощрения, социально-культурного назначения, жилищного строительства, др. Использовать фонды предприятия могли по своему усмотрению (разумеется, в рамках существующего законодательства).
  5. Ценовая политика: оптовая цена реализации должна была обеспечивать предприятию заданную рентабельность производства. Вводились нормативы длительного действия - не подлежащие пересмотру в течение определённого периода нормы плановой себестоимости продукции.

В сельском хозяйстве закупочные цены на продукцию повышались в 1,5-2 раза, вводилась льготная оплата сверхпланового урожая, снижались цены на запчасти и технику, уменьшились ставки подоходного налога на крестьян.

Новая система народнохозяйственного планирования была закреплена в ст. 16 Конституции СССР 1977 г.:

Реализация реформы. «Золотая пятилетка»

Основные мероприятия реформы были введены в действие на протяжении 8-й пятилетки 1965-1970 гг. К осени 1967 г. по новой системе работали 5,5 тыс. предприятий (1/3 промышленной продукции, 45 % прибыли), к апрелю 1969 г. 32 тыс. предприятий (77 % продукции).

На протяжении пятилетки фиксировались рекордные темпы экономического роста. В 1966-1979 гг. среднегодовые темпы роста национального дохода в СССР составляли 6,1 % (США 3,1 %, Японии 7,4 %, ФРГ 3,4 %, Франции 4,4 %, Великобритании 2,2 %). Был осуществлён ряд крупных хозяйственных проектов (создание Единой энергосистемы, внедрение автоматизированных систем управления (АСУ), развитие гражданского автомобилестроения и пр.). Высокими были темпы роста жилищного строительства, развития социальной сферы, финансировавшихся за счёт средств предприятий.

Восьмая пятилетка получила образное название «золотой».

Реформа имела выраженный эффект разового привлечения резервов роста: повысилась скорость обращения в фазе «товар - деньги», уменьшилась «штурмовщина», увеличилась ритмичность поставок и расчётов, улучшалось использование основных фондов. Предприятия разрабатывали индивидуальные гибкие системы поощрения.


Развитие реформы

В 1970-е гг. СМ и Госплан СССР принимают решения, призванные скорректировать выявившиеся негативные стороны реформированной хозяйственной системы - тенденцию к росту цен, стремление использовать максимально затратные схемы хозяйственных отношений (в том числе жертвуя инновационным развитием), обеспечивающие наиболее высокую рентабельность.

Постановлением СМ СССР от 21 июня 1971 г. «О некоторых мерах по улучшению планирования и экономического стимулирования промышленного производства» были восстановлены, начиная с пятилетнего плана 1971-1975 гг., директивные задания по росту производительности труда, в заданиях по реализации выделялся объём новой продукции.

В 1970-е гг. многоступенчатая система управления промышленностью была заменена на двух-, трёхзвенную (министерство - объединение - предприятие; министерство - хозрасчётный комбинат - шахтоуправление). Соответственно были перераспределены и децентрализованы функции управления и планирования.

В 1970 г. существовало 608 объединений (6,2 % занятого персонала, 6,7 % реализуемой продукции), в 1977 г. 3670 объединений (45 % персонала, 44,3 % реализованной продукции), в том числе: ЗИЛ, АЗЛК, Воскресенскцемент, Электросила, АвтоГаз, АвтоВаз, КамАЗ, Уралмаш, Позитрон, Большевичка.

Новообразованные объединения и комбинаты действовали на основах хозрасчёта, осуществляли основную инвестиционную деятельность, кооперировали хозяйственные связи предприятий. Министерствам отводилась роль проводника общей научно-технической политики. Резко сокращалось количество форм документации и показателей отчётности. Реорганизация сопровождалась значительным высвобождением управленческого персонала.

Следующей группой постановлений

вводился новый плановый показатель чистой (нормативной) продукции учитывавший вновь созданную стоимость - зарплата плюс усреднённая прибыль, его задачей было остановить тенденцию к росту цен и затрат. Вводились поощрительные надбавки к цене на новую и высококачественную продукцию и стабильные долговременные нормативы для фондов экономического стимулирования. Расширялась практика составления целевых комплексных научно-технических, экономических и социальных программ развития регионов и производственно-территориальных комплексов, развитие получал принцип нормативов длительного действия.

В пореформенный период в экономике СССР происходит выраженный сдвиг в сторону интенсивных факторов экономического роста. Основным фактором роста было повышение производительности общественного труда и экономии живого труда, то есть уменьшалась роль основного экстенсивного фактора - увеличения числа занятых, что было характерным для 1930-х - 1950-х гг.

Соотношение факторов экономического роста

Прирост национального дохода

Среднегодовой темп прироста

Производительность общественного труда

Среднегодовой темп прироста

Занятые в материальном производстве (прирост)

Среднегодовой темп прироста

Динамика фондоотдачи (отношение роста национального дохода к росту основных производственных фондов)

Динамика материалоёмкости (отношение общественного продукта к национальному доходу) за период

Во второй половине 1960-х - 70-е гг. реформа подверглась критике «слева» со стороны группы учёных, авторов т. н. СОФЭ - системы оптимального функционирования экономики. К ним относились директор Центрального экономико математического института Академии наук СССР (ЦЭМИ) ак. Н. П. Федоренко, А.И. Каценелинбойген, С. С. Шаталин, И. Я. Бирман, поддержанные академиком Г. А. Арбатовым). Авторы СОФЭ в качестве альтернативы реформе предложили создать «конструктивную» экономико-математическую модель социалистической экономики. Будучи альтернативой «описательной» политической экономии, СОФЭ должна была полностью вытеснить товарное производство, заменив его системой экономико-кибернетических операций. Впервые, СОФЭ была представлена на научно-теоретической конференции Института экономики АН СССР в 1967 г. СОФЭ находила поддержку в ЦЭМИ, Ин-те США и Канады, аппарате ЦК КПСС, оппонентами выступали Совет Министров, Госплан, Ин-т экономики АН СССР (проф. Я. А. Кронрод, проф. Н. А. Цаголов, ак. Л. И. Абалкин).

Несостоятельность СОФЭ была признана расширенным совещанием Госплана СССР с участием ведущих учёных-экономистов в 1970 г. Политизируя вопрос, «софэсты» ставили в вину Косыгину заигрывание с Западом, непростительные уступки ему, «предательство» социализма, «перетаскивание» на советскую почву чуждых народу идей, чем содействовали торможению и определённому затуханию реформаторских усилий.

Свертывание реформ, итоги и оценки

В современной историографии доминирует точка зрения о сворачивании реформы либо о её полной неудаче.

Среди причин «захлёбывания» реформы обычно приводятся сопротивление консервативной части Политбюро ЦК (негативную позицию по отношению к реформе занимал Н. В. Подгорный), а также ужесточение внутриполитического курса под влиянием Пражской весны 1968 г.

По воспоминаниям Н. К. Байбакова, особенно негативную роль играло внутриаппаратное соперничество между А. Н. Косыгиным и Н. А. Тихоновым. Контрпродуктивными были разногласия между Совмином, Госпланом СССР с одной стороны, и Министерством обороны - с другой. Маршал (Д. Ф. Устинов) выступал за постоянный рост военных расходов, против увеличения которых выступали Косыгин и Байбаков. Неблагоприятным «антистимулом» для развития реформаторских усилий мог быть рост поступлений от экспорта энергоносителей, дающий возможность консервативному советскому руководству конца 1970-х гг. поддерживать экономический рост и удовлетворять внутренний потребительский спрос за счёт быстрого увеличения импорта.

А. Н. Косыгину приписываются слова, сказанные в беседе с главой правительства Чехословакии Любомиром Штроугалом в 1971 г.: «Ничего не осталось. Всё рухнуло. Все работы остановлены, а реформы попали в руки людей, которые их вообще не хотят… Реформу торпедируют. Людей, с которыми я разрабатывал материалы съезда, уже отстранили, а призвали совсем других. И я уже ничего не жду».

В некоторых исследованих последних лет в качестве ключевого фактора, тормозившего развитие реформы, рассматривается деятельность сторонников СОФЭ.

Оценивая итоги реформы, в частности, феномен «замедления темпов роста» в 1970-е - 80-е гг. следует принимать во внимание ряд факторов, влиявших на темп и качество экономического развития:

  • исчерпание экстенсивных факторов роста, прежде всего, из-за исчерпания резервов мобильной рабочей силы и снижения экономической отдачи от увеличения занятости (из-за технологического застоя, вызванного изначально заложенным в реформе отсутствием стимула к снижению себестоимости, и негибкого планового характера сферы услуг)
  • необходимость прямого и косвенного дотирования неэффективных предприятий, отраслей и экономик отдельных территорий, вызванная усилением ведомственного и территориального лоббизма и стремлением союзного руководства избегать непопулярных решений
  • социальные программы 1970-х гг. (сокращение рабочего времени, рост доходов населения)
  • затратные программы хозяйственного развития Сибири и Дальнего Востока, не давшие ожидавшейся валовой прибыли в краткосрочном периоде.
  • крайне затратную программу развития вооружённых сил Брежнева-Гречко-Горшкова
  • кредиты СССР странам третьего мира в рамках борьбы за влияние в мире (Африка, Ближневосточный конфликт и пр.)

Объективно, в ходе реформы в СССР была сделана попытка перехода к интенсивному (в противоположность экстенсивному) качеству экономического роста, само понятие экономической эффективности (выраженное в показателе валовой прибыли предприятия) создало условия для дальнейшей децентрализации хозяйственной жизни и создания постиндустриальной экономики.

Рядом авторов данная реформа оценивается как основанная на правотроцкистских и синдикалистских («самостоятельность предприятий») идеях, как фактический регресс к госкапитализму в организации социалистического производства, и в силу этого признается, что она закономерно и изначально была обречена на провал.

Loading...Loading...